Литература русской эмиграции. Владислав Ходасевич


Автор:  Ольга Владимировна Мамаева
Учитель русского языка и литературы
http://mamaeva375.ru/v-mire-literaturyi/literatura-russkoy-emigratsii-vladislav-hodasevich

Ходасевич как поэт завоевал себе известность в самом начале двадцатого века. Но самые зрелые его стихи писались в эпоху крушения России и в эмиграции. Именно там, вне родины, к нему приходит настоящее признание. В Париже определилось его место в русской литературе и как поэта, и как критика, и как автора замечательной мемуарной прозы и историко-литературных исследований.

Владислав Фелицианович Ходасевич родился 16 (по н.с. 28) мая 1886 года в Москве в семье фотографа Фелициана Ивановича Ходасевича. В нем смешались две крови – польская отца и еврейская матери. Быть может, поэтому Ходасевич особенно много будет переводить на русский язык польских и еврейских поэтов.

Он был крещен в католической церкви. Мать, София Яковлевна, воспитанная в строгом католическом духе, столь же строго воспитывала и сына. Утром после чая он шел за матерью в ее комнату, становился на колени перед образом Божией матери и читал по-польски молитвы. Католиком он остался до конца жизни. Хоронили его в Париже тоже по католическому обряду.

Мысль о том, что в нем нет русской крови и он не православный, заставляла Ходасевича ревностно доказывать – прежде всего самому себе – свою связь с Россией. И он находил эту связь. Родина вошла в него с молоком кормилицы, потерявшей ребенка и отдавшей свою ласку маленькому Владиславу. Ей Ходасевич посвятит одно из известных своих стихотворений:

Не матерью, но тульскою крестьянкой
Еленой Кузиной я выкормлен. Она
Свивальники мне грела над лежанкой,
Крестила на ночь от дурного сна.
*********************
И вот, Россия, "громкая держава",
Ее сосцы губами теребя,
Я высосал мучительное право
Тебя любить и проклинать тебя.

Но не только «русским молоком» был вскормлен поэт, но и русской культурой. Стихотворение содержит и такое обращение к России:

В том честном подвиге, в том счастье песнопений,
Которому служу я каждый миг,
Учитель мой - твой чудотворный гений,
И поприще - волшебный твой язык.
И пред твоими слабыми сынами
Еще порой гордиться я могу,
Что сей язык, завещанный веками,
Любовней и ревнивей берегу...

Он врастал в русский язык и русскую культуру через свою любовь к Державину, поэтам-философам Баратынскому и Тютчеву, но более всего – к Пушкину. К нему Ходасевич питал почти религиозное чувство. Им он будет спасаться от душевных смут. Пушкиным он будет поверять каждый свой шаг в литературе.

Ходасевич рано – в три года – научился читать. В шесть – писал стихи. В десять, поступив в московскую классическую гимназию, попал в компанию будущих поэтов – Виктора Гофмана и младшего брата вождя символистов – Александра Брюсова. В 1904 году, слушая лекции в Московском университете, он знакомится с Андреем Белым, а через год в альманахе «Гриф» появляются его первые стихи. Но это еще не начало большого поэтического пути. Ходасевич не примкнул ни к символистам, ни к акмеистам, ни к футуристам. Его, верного русской классике, отвращало стремление футуристов порвать с традицией. Свою школу мастерства он проходил сам. И эта школа требовала времени.

Однажды Ходасевич прочитал Вячеславу Иванову стихотворение «Ручей»:

Взгляни, как солнце обольщает
Пересыхающий ручей
Полдневной прелестью своей,-
А он рокочет и вздыхает
И на бегу оскудевает
Средь обнажившихся камней.

Под вечер путник молодой
Приходит, песню напевая;
Свой посох на песок слагая,
Он воду черпает рукой
И пьет - в струе, уже ночной,
Своей судьбы не узнавая.

Патриарх русского символизма острым слухом поэта уловил, что между первой строфой и второй – от «полудня» до «вечера» – прошли не часы, но годы. Действительно, первая строфа была написана летом 1908 года, вторая – в январе 1916 года. Это была огромная полоса жизни: два сборника стихов, переводы с польского и французского, редактирование и подготовка к изданию сочинений разных писателей, в том числе и боготворимого Пушкина, серьезная любовная драма, смерть родителей, встреча с Анной Ивановной Чулковой, которая стала его второй женой, травма позвоночника, которая будет мучить его многие годы. И все эти восемь лет писалось одно стихотворение!

Таково было понимание поэтом творчества: появление произведения нельзя торопить.

В этом же, 1916, году началось то самое «неузнаваемое», о котором говорилось в стихотворении: летом лечился от туберкулеза позвоночника в Коктебеле, перед этим покончил самоубийством его друг. Потом пришла революция, заражение идеей просвещения пролетарских писателей, разочарование в ней. Холодные и голодные зимы 1918 и 1919 годов привели к тяжелому заболеванию в марте 1920 года.

К этому времени выходит уже третья книга его стихов «Путем зерна», которая сделала его одним из первых поэтов современности.

Строка из Евангелия: «Истинно, истинно говорю вам: если пшеничное зерно, падши в землю, не умрет, то остается одно: а если умрет, то принесет много плода», – стала темой и первого стихотворения («Путем зерна»), и всего сборника.

Проходит сеятель по ровным бороздам.
Отец его и дед по тем же шли путям.

Сверкает золотом в его руке зерно,
Но в землю черную оно упасть должно.

И там, где червь слепой прокладывает ход,
Оно в заветный срок умрет и прорастет.

Так и душа моя идет путем зерна:
Сойдя во мрак, умрет - и оживет она.

И ты, моя страна, и ты, ее народ,
Умрешь и оживешь, пройдя сквозь этот год,-

Затем, что мудрость нам единая дана:
Всему живущему идти путем зерна.

В последних четырех строках слились и сеятель, и поэт, и народ в единый многозначный образ, соединивший два понятия: зерно и путь. Слово «путь», похоже, было навеяно предчувствием дальнейшей своей судьбы: в июне 1922 года вместе с новой спутницей жизни, Ниной Берберовой, Ходасевич окажется за границей «для поправки здоровья».

Но об этом я расскажу уже в следующей статье в самом ближайшем времени.